Не то в конце декабря, не то в начале января моя ближайшая подруга Настя спросила меня, не хочу ли я поехать на Байкал покататься на коньках. От Насти, которая порой бывает чрезвычайно тяжела на подъем, и такое предложение! Я, конечно же, сразу согласилась.
Все заботы о билетах, жилье, программе действий и логистике легли на Настю: она решила взять с собой младших брата и сестру, Сашу и Вику, и вместе с ними ей пришлось взять на себя и ответственность за них (хотя лбы, прямо скажем, уже здоровые, Саше, например, 22 годика). Поэтому, собственно, до вылета я заботилась только о том, чтобы вовремя переслать Насте деньги за билеты, жилье и продовольствие.
Еще в отрочестве я научилась запрещать себе думать заранее о чем-то, что в ближайшем будущем может очень меня впечатлить — чтобы не расстраиваться слишком сильно, если не будет соответствовать ожиданиям. Поэтому заранее о Байкале я ничего не думала и даже скорее ожидала, что он меня будет ждать мрачным, голым, холодным и неприветливым.
Сейчас, 13 февраля, я лечу в самолете обратно в Москву и по горячим следам хочу записать свои впечатления.
(На Байкале у Насти впервые получилось нормально пофотографировать на пленку. До этого несколько раз ее фотоаппарат, «дедушкин Зенит», просто ломался, а пленка навсегда портилась. Прошлые неудачи, конечно, не вдохновляли на новые подвиги, и я рада, что теперь Настя осмелела и будет спокойно фотографировать. Она снимала на Zenit E с «родным» крошечным объективом (Индустар-50-2 3,5/50) на Kodak Color Plus 200. Ко всем ее фотографиям я буду давать соответствующую подпись.)
9 февраля, Москва — Хужир
Переправа по дороге обратно
Мы летели в Иркутск на ночном самолете. Из-за пятичасовой разницы во времени ночь «схлопнулась» и поспать совсем не удалось. По прибытии мы несколько часов просидели в мрачном аэропорту среди спящих на ледяных лавках бродяг и рабочих. После этого нас ждал еще более долгий, чем перелет, переезд из Иркутска на остров Ольхон. В автобусе меня разморило, и я спала, совсем не следя за видами из окна. Почему-то переправа по льду на остров все еще закрыта, и проехать по нему можно только за дополнительные деньги на «хивусе» — местном катере-амфибии на воздушной подушке. Поскольку все островитяне уже не первый месяц на своих авто ездят исключительно по льду, это выглядит как способ наживиться на туристах.
Засыпала я в промышленных и страшных задворках Иркутска, а очнулась на совершенно другой планете. Фотографии зимнего Ольхона в интернете произвели на меня удручающее впечатление, и я никак не ожидала увидеть того, что увидела. Мы ехали по извилистой автомобильной дороге среди гор и полей, частично покрытых снегом. На открытых участках виднелась сухая золотистая трава, которую задумчиво пожевывали пушистые коровки и лошади. Солнце светило очень ярко, небо было почти бирюзовое, а горы — сине-сиреневые. То и дело по полю вверх уходили колеи, занесенные белым снегом. Оторваться от окна было совершенно невозможно.
Переправа по дороге обратно; стадо пасущихся коров
Мы приехали в самый большой населённый пункт Ольхона — поселок Хужир. Он действительно довольно большой, там много кафешек, гостевых домов и магазинов. По улицам ходит и ездит много людей и гуляет очень много собак.
Поскольку по прогнозу на все время до нашего путешествия обещали частичную облачность, мы подумали, что на следующий день никакого солнца уже не будет, и, сбросив вещи, побежали скорее на лед, пока солнце еще не зашло. По льду идет автомобильная дорога с неожиданно плотным трафиком. С одной стороны островной части — лесистые холмы, с другой — невысокие скалы, внизу обросшие белым льдом самых замысловатых форм.
Настина фотография с лучшим ракурсом, сделанная в другое время
Из этого льда прямо на наших глазах делали выставку ледяных фигур, которая в значительной степени была уже готова. На меня она, вопреки моим ожиданиям, произвела хорошее впечатление. В скалистых пещерах, где с потолка свисают гигантские сосули, изваяны скульптуры парусных кораблей, ледяных замков, стоящих друг против друга и соединенных мостом. Снаружи природный ледяной рельеф (где округлый, а где вытянутый) вдруг переходил в очертания головы дракона, рядом с которым, как Алёнушка, сидела испуганная заложница. Таких драконов было много, все они были разные, очень большие, «в натуральную величину».
Вдоль выставки мы пешком дошли до главной достопримечательности не только Хужира, но и всего Ольхона — скалы Шаманки, места культа буддистов. От скалы я тоже многого не ждала, но вынуждена была признать, что она действительно необыкновенно красива.
Шаманка
Небо порозовело, и мы отправились домой, зайдя по дороге в кафешку, где съели ухи с байкальским омулем и выпили грога с брусникой.
Порозовевшее небо
Когда вышли из кафе, небо светилось последней вечерней синевой, из труб деревянных домов на свету фонаря шел дым, а вдали виднелись силуэты огромных сосен. Я попыталась это сфотографировать, но чувствительности пленки не хватило. Но почему-то эта неудавшаяся фотография все равно дорога мне.
Неудавшийся кадр
10 февраля, Хужир — Харанцы — Хужир
На следующий день мы проснулись довольно поздно и к полудню пошли на лед. Я собралась быстрее всех и пошла первой. По дороге за мной увязались четыре коровы, и я не могла понять, зачем они идут к озеру — ведь там нет травы. Когда мы дошли, я увидела, как они, встав в очередь, опускаются на «передние колени» и пьют воду из специально сделанной для них проруби. Дальше к ним пришло огромное стадо. Я скорее стала их фотографировать.
Бегая вокруг них, я прыгала по огромным прибрежным сугробам в поисках лучшего кадра так усердно, что в какой-то момент обнаружила пропажу варежки. В таких местах это равносильно потере ботинка — все-таки там было ниже -20°С.
К этому времени подошли Настя с семейством. Пока они надевали коньки, я стала искать пропажу, повторяя все свои траектории вокруг коров. В какой-то момент, когда стадо уже стало уходить, бурятка-пастушка, с любопытством следившая за моей затянувшейся «охотой», крикнула мне: «Да тебе надо было бы коров гонять!» Эти слова я сочла за комплимент, давно мечтаю завести Кирику овцу и наслаждаться буколикой.
Так и не найдя варежку, я надела коньки и поехала догонять своих товарищей по льду. Сначала он был очень неровный, ноги сразу же заболели, но, стараясь не обращать на это внимания, я вскоре их догнала. Они тем временем по кругу ездили на расчищенной площадке с ледяными скульптурами. За ними из хозяйского дома увязалась собачонка, бабушка которой явно согрешила с корги. Как мы узнали впоследствии, звали ее Жужею. Жужа сопровождала их очень настойчиво, особенно «вожачку» Настю. Обо мне она сначала подумала, что я чужая, с любопытством обнюхала, но погладить себя не дала.
Настина фотография. Жужа на фоне Шаманки
Тут сделаю небольшое отступление. Зимой на Байкале туристы живут в гостевых домах, и почти все хозяева держат собак. Дураков среди этих собак нет, и они быстро приспособились к такой жизни — они всюду сопровождают гостей, за что то и дело получают гостинец. Наша Жужа этим искусством овладела в совершенстве.
Жужа
Катание кругами вскоре всем надоело, и решили на коньках по автомобильной дороге ехать к соседней деревне Харанцам, это было около шести километров. Вика, Настина сестра, кататься совсем не умела, и поэтому мы ехали с большими интервалами. Я впереди, метрах в двадцати от меня Саша, а метров за триста от него Настя с Викой.
Я разгонялась со всей доступной мне скоростью и жадно впитывала красоту вокруг. С материковой стороны горы были похожи на торт Панчо, только вместо шоколада — благороднейший бархатный васильковый цвет. Они казались очень близкими и небольшими, но потом я узнала, что они высоченные и до них пятнадцать километров (я думала, два-три). Небо было всё такое же бирюзовое, а солнце такое яркое, что к вечеру у нас обгорели лица. Ветра не было и можно было спокойно останавливаться, снимать пуховик и оставаться только в термобелье и спортивном костюме. Я сидела на торосах и пила чай, дожидаясь отстающих. Не мерзли даже руки без перчаток, если не трогать ничего металлического.
Я сняла на телефон один из счастливых моментов этого дня
Щурюсь
Когда мы наконец доехали до Харанцев, то увидели там небольшой островок, от которого по льду шла дорога в деревню. Там я села у огромных голубых льдин и написала в заметках: «Я хочу сохранить навсегда в памяти этот момент. Я на Байкале, на коньках, сижу среди сверкающих льдин».
Настина фотография похожей льдины
Как только я написала это, прямо подо мной раздался оглушительный треск, и я, перепугавшись, схватила все вещи и помчалась оттуда поближе к дороге. Потом я поняла, что он часто так трещит и что ничего страшного в этом нет.
Вика с Настей сняли коньки и пошли по насту, а не по дороге, чтобы срезать. За ними бежали уже две собачонки, Жужа и большой пес, заметивший нас у Шаманки и решивший тоже идти с нами. Видимо, Жужа сказала ему, что клиенты перспективные. Увидев, что Настя с Викой пошли по насту, собачки смутились и стали искать обходных путей — повторяю, дураков среди них нет.
Настина фотография
Настя с Викой постоянно проваливались в снег и шли очень медленно. Мы с Сашей в общей сложности ждали их не меньше получаса, хотя по дороге на коньках они добрались бы минуты за четыре. Зато там им открылся вид на «океан» наста, которого они иначе бы не увидели.
Настина фотография
Я стала замерзать, и когда Настя наконец дошла, мы с Сашей пошли искать единственное в этой деревне кафе, чтобы погреться. Мы шли до него двадцать минут, а в итоге оказалось, что это никакое не кафе, а обычный сельский магазин, в котором нет ничего, кроме печенья, водки и сосисок. Мы взяли себе печенья, а собакам по сосиске. Продавщица спросила нас, откуда мы и нравится ли нам здесь. Ответив, я спросила ее: неужели и к такой красоте можно привыкнуть? Она сказала, что, конечно, и такая красота приедается, но иногда все равно бывает, что видишь все это, как в первый раз. Я много думала там и впоследствии о том, как людям, которые родились и выросли на таком просторе, жить в городе, особенно в таком, как Москва. Какой пыткой это должно быть.
Когда Настя и Вика нас наконец догнали, оказалось, что большой пес испугался деревенских собак и стушевался, а маленькая Жужа отважно всех разогнала, за что получила двойную порцию. Вика была очень уставшая, и никто, кроме меня, обратно на коньках ехать не хотел. Продавщица посоветовала нам ловить попутку на дороге, и мы сразу же поймали буханку (основной транспорт на Ольхоне). Водитель сказал взять собачку, но Жужа недоверчиво посмотрела на нас и наотрез отказалась. С тяжелым сердцем я смотрела на нее, бегущую за буханкой, из заднего окна. Хотя там было по прямой и она самостоятельная деревенская собака, оставлять вот так ее за шесть километров от дома было не по себе.
Мы приехали засветло, и я сразу пошла на коровий водопой искать потерянную утром варежку. Но был закат и ничего искать я не могла — смотрела и фотографировала. Небо горело, горы становились фиолетовыми, от замерзшего Байкала поднимался туман, телята медитативно жевали на закате сено, хмуро поглядывая на меня и мой фотоаппарат.
Вдруг на лед спустился человек в спортивном термобелье и побежал прямо «в закат», быстро став убегающей черной точкой на туманном горизонте. Меня это так заворожило, что я не успела ничего сфотографировать, а когда очнулась, он был уже слишком далеко. Тогда, за одну секунду оценив, насколько я устала и уже падаю или не падаю, я подумала, что не факт, что еще хоть раз в жизни смогу покататься на коньках по Байкалу, и побежала обратно домой за коньками. Я так торопилась, чтобы успеть до темноты, что какой-то мужик на буханке остановился и спросил, все ли у меня хорошо и не нужно ли мне чем-то помочь или подвезти. Я хотела было сказать ему: «Дядя, да вы поглядите, какая красота вокруг», но только поблагодарила и побежала дальше. Когда я наконец встала на лед, поехала в сторону бегущего человека, и в какой-то момент мы с ним поравнялись: он уже бежал обратно и помахал мне рукой.
Настина фотография
Эта Настина фотография, по-видимому, была сделана через несколько минут после этого, и ближайший силуэт — это как раз возвращающийся бегун, а маленькая точка — я.
Я каталась на износ, но это было совершенно потрясающее чувство: полное изнурение и от того, сколько я впитала за день абсолютно невыносимой красоты, и от настоящей физической усталости. В темноте я слышала, каким рокотом в округе раздается треск Байкала. Я проехала довольно прилично по дороге в сторону, обратной той, в которую мы ехали днем, но в какой-то момент почувствовала, что устала и сложно следить за трещинами во льду, да и темнеть начинало.
Здесь, кстати, можете сравнить, чем портра отличается от не-портры: видите, насколько детальнее портра передает все, что «во тьме», тогда как Color Plus просто затемнил все, кроме неба.
Когда я вернулась домой, вернулась и Жужа. Я погладила всех хозяйских собак, приняла душ, выпила чаю и уснула одним из самых здоровых за всю мою полную мучительных бессонниц жизнь сном.
11 февраля, Хужир — Хобой — Хужир
На следующее утро нас ждала экскурсия на самую северную точку острова — мыс Хобой. Почему-то я ждала, что мы поедем не по льду вдоль острова, а по самому острову, и что будем ехать по лесистой его части, но в итоге мы ехали только по льду. Нас вез на буханке хозяйский сын, совсем юный мальчик, с виду лет 18–20. Мальчик был милый, но музыку включал совершенно ужасную, самую плохую, какую можно представить. Когда мы проезжали наиболее живописные скалы, он останавливался, слегка убавлял громкость и в двух словах немного косноязычно объяснял нам, что это за место, а потом давал время погулять.
Эти скалы были все друг на друга похожи, фотографировать их почему-то не очень хотелось, да и в этот раз уже было облачно. Посредине пути наш вожатый на костре стал готовить нам уху с омулем и чай. Мы, конечно, такие были не одни: в том же месте вместе с нами в ряд выстроилось буханок и газелей двадцать пять, не меньше. В ожидании ухи мы сидели в буханке и слушали ту самую музыку. Сейчас я текстов уже не вспомню, но это в любом случае было что-то настолько неприличное, что я бы точно здесь приводить не стала. Мы старались не переглядываться, чтобы не рассмеяться. В какой-то момент музыку перебили крики восторга, доносившиеся снаружи: из одной из буханок выбежала почти голая женщина — она хотела волнующих фотографий на фоне ледяных скал.
«Это самое красивое, что я когда-либо видела»
Мыс Хобой сначала показался нам ничем особенным не отличающимся на фоне других, уже увиденных в этот день. У нас там был час, я пошла далеко от скалы в сторону противоположного берега. Там, вдали от всех, стоял одинокий фургончик с человеком, хотевшим, как и я, насладиться одиночеством. А около скалы стоял огромный внедорожник, колеса которого без преувеличения были с меня ростом. В нем было какое-то зажиточное семейство. Глава этого семейства прекрасно катался на коньках и очень быстро, умело и красиво разъезжал на большие расстояния. Мне хотелось его сфотографировать. Вдруг он выехал так, чтобы за ним были только просторы и дали (а не толпы туристов), и я уже прицелилась, но пришлось стыдливо отвернуться — я осознала, что он так далеко отъехал, чтобы справить нужду, и именно за этим делом я его чуть и не сфотографировала.
Я ушла далеко и, дойдя до наста, остановилась: под ним могли скрываться глубокие трещины. Треск и хруст льда раздавался с таким гулом, что я думала, что это раздаются басы из одинокого фургончика и даже немного раздражалась. Был сильный ветер, и я быстро начала замерзать. Я жадно поглощала то, что видела вокруг себя, делая усилия, чтобы сохранить это в памяти. У меня не очень хорошая зрительная память, мне сложно схватить, например, детали пейзажа, в будущем я помню только свое впечатление и в самых общих чертах и цветах поразившую меня картину. В этом случае хотелось, чтобы запомнилось побольше, уж слишком было красиво. Лед под ногами был очень чистый, прозрачный, где-то темно-синий, почти черный, где-то сверкающий бирюзовый с тысячами трещин разной толщины, длины и разных очертаний, с огромными белыми воздушными пузырями, в некоторых из которых были черные пузыри, а некоторые выстраивались в разных слоях льда в пирамиды.
За мысом открывался вид на самую широкую часть Байкала (семьдесят с лишним километров), но добраться туда было сложно, потому что там была трещина толщиной в полметра. В эту трещину на моих глазах по пояс провалилась молодая пара наркоманского вида. Только они вышли из своей буханки, одетые совершенно не по погоде, и буквально через минуту провалились. А когда с помощью окружающих они вылезли, то вцепились друг в друга и, нервно хихикая, пошли обратно в буханку, приговаривая: «Ну вот и погуляли».
Я хотела сфотографировать бирюзовые торосы на фоне лимонного неба, но мне мешали толпы туристов — пришлось долго ждать, чтобы получить фотографию без людей.
Досадная ошибка с параметрами, нужно было, конечно, снимать на f/4, ср. предыдущую фотографию
Если бы не туристы, то, наверное, это место осталось бы в моей памяти как самое красивое, что я видела в жизни. Впрочем, когда я была одна вдалеке, в голове настойчиво повторялось: «Это самое красивое, что я когда-либо видела», — и имелись в виду не скалы и не бирюзовые торосы, а далекие горы с бело-голубо-розовыми облачками и бесконечный простор.
В конце мы сильно замерзли и устали, хотелось как можно скорее домой. Дома я уже почти ничего не смогла сделать, только поужинала и сразу уснула.
12 февраля, Хужир — Иркутск
Утром (вчера утром) мы с Настей встали затемно, в семь утра, и пошли гулять. Когда мы вышли из нашего домика, проснулись две из трех хозяйских собак — наша Жужа и немецкая овчарка Макс. Они, как и все собаки по утрам, были сонные и очень счастливые, Жужа даже взвыла от счастья. Макс — огромная и очень красивая немецкая овчарка, полностью лояльная к людям и держащая в страхе собак, с которыми живет. Они стали прыгать на ворота, чтобы мы их выпустили, а, когда вышли, по-деловому пошли гулять вместе с нами, не отставая ни на шаг.
Мы двинулись на гору рядом с Шаманкой, потому что позавчерашним вечером Настя была там и увидела не только красивый вид, но и воронов, живущих рядом с церквушкой на вершине. Воронов действительно было очень много. Они парили на ветру в воздухе, получая видимое наслаждение. К себе, к сожалению, не подпускали, поэтому сфотографировать их не удалось.
Жужа периодически садилась, чтобы насладиться рассветом, и каждый раз дурной Макс, увидев это, разгонялся и сбивал ее с лап. Это жутко раздражало и нас, и тем более ее. Потом он начинал лаять, а она немного испуганно показывать ему зубы, и, как мой Кирик, отгонять его, щелкая пастью. Когда солнце взошло, отовсюду стали выходить китайцы, и, насладившись открывшейся панорамой, мы пошли обратно.
Ошибка в параметрах, надо было снимать на f/2.8 и более длинной выдержке
Какой же там бесконечный и не умещающийся в голове простор, совершенно невозможно было осознать, что это «Малое море» — самая узкая часть Байкала. Впрочем, в районе Хужира самая широкая часть этого Малого моря.
Дальше нас ждала уже дорога обратно в Иркутск. Было жалко прощаться с Жужей, которая снова побежала нас провожать. За ней, почувствовав перспективу угощенья, вышла и третья хозяйская собака — очень ленивый и пушистый пес Грей. Почти все время он проводил лежа в квадратной деревянной клумбе. Настя купила им по сосиске на прощанье.
Вид на Хужир. В углу можно заметить Жужу и Грея
Доро́гой обратно я уже не спала, а жадно глядела в окно. Сколько всего было за ним! Сначала космические пейзажи с холмами, горами и скалами, покрытыми редкими деревьями и выхолощено пшеничной травой, присыпанными, как сахаром, чистейшим снегом. А по этим возвышенностям гуляют стада коров и лошадей. Вдали — пурпурно-белое «панчо» гор в нежно-голубой дымке. Небо самой яркой и светлой лазури, какую только можно помыслить. Мы видели по дороге лису, сначала показавшуюся дикой кошкой; я видела, как на голом мертвом дереве величественно восседал и озирал все кругом гигантский ворон (размером с полторы курицы).
Попыталась запечатлеть красоты из окна автобуса...
Когда мы выехали с Ольхона, пейзажи стали менее космическими, но не менее впечатляющими. Появилась растительность, горы стали выше. Дальше был хвойный лес, и долго-долго мы ехали, видя за окном три полосы: снизу белый снег, выше зеленые деревья и еще выше ярко лазурное небо.
Приехали в Иркутск к вечеру. Первое впечатление от него у меня было удручающее, но я рада была ошибиться: в центре Иркутска сохранилось много старых деревянных зданий, были и каменные дома, тоже, как и деревянные, с красивой резьбой. Нигде больше, не считая Плёса, я не видела столько ставней, но только в Плёсе это все, скажем так, реконструкция, а в Иркутске, видимо, просто еще не вышло из употребления. На улице было холодно и пахло печным дымом. Так как все было уже закрыто, мы снаружи посмотрели на усадьбы Трубецких и Волконского и отправились в свою квартиру, а из нее рано утром поехали в аэропорт.
Настя с Викой вечером в Иркутске
И вот сейчас я в самолете, все еще лечу. Первые полчаса мы летели на рассвете над действительно — как бы избито это ни звучало — бескрайними просторами: не было ни одного признака человека. Были горы, холмы, реки, леса, но ни городов, ни трасс, ни деревень не было.